Происхождение донских казаков

Происхождение Донского казачества

Классовая историография определяет возникновение казачества примерно XVI-м веком и утверждает, что «казаками» называли себя беглые крестьяне, люмпены, разбойники из Центральной России, которые скрывались от царя и прочих «эксплуататоров» на Дону. Глубокого исторического обоснования у этой теории нет; она подкрепляется обычно примерами свободолюбивого фольклора казаков (поговорки типа «С Дону выдачи нет», «Царствуй, царь-государь, в стольной Москве, а мы, казаки, – на Тихом Дону», «Секи меня турецкая сабля, да не тронь меня царская плеть» и пр.), а также некоторыми официальными документами, где казаки определяются как «всяких земель беглые люди».

Однако многие историки резко отвергают подобные социологические объяснения.

Казаки – народность, образовавшаяся в начале новой эры, как результат генетических связей между Туранскими племенами скифского народа Кос-Сака (или Ка-Сака) и Приазовских Славян Меото-Кайсаров с некоторой примесью Асов-Аланов или Танаитов (Донцов).

Сообщения древних историков и географов вкупе с данными археологии позволяют исчислить историю казаков более чем двадцатью веками.

Имя казаков в разных вариациях – Коссахи, Касакос, Касаги, Касоги, Казяги, – встречается у греков (Страбон, танаидские надписи и проч.), в русских летописях, в тюркских источниках и проч. «Коссахи» в переводе с языка скифов значит «белые Сахи», или «Белые Олени» (название скифского племени). Не случайно, поэтому у казаков в гербе – белый олень, раненый стрелой.

Не вдаваясь в подробности, скажем, что расцвет государства Коссаков приходится на конец Х века (988 г.), когда один из Рюриковичей, Мстислав Владимирович, отложился от Киева и создал свое государство Томаторкань со столицей того же названия (русское – Тьмутаракань), которое простиралось по Дону, Кубани вплоть до Курска и Рязани.

В 1060 г. держава распалась, но земля Кос-Сак со столицей Томаторкань еще полтора века оставалась независимым государством.

С приходом монголо-татар в 1223 году казаки (Подонские Бродники) встали на их сторону и бились против Руси на реке Калке. В составе установившейся татарской империи Золотой Орды (1240 г.) казаки пользовались некоторыми автономными правами, сохраняли славянский язык и христианскую веру, имели свою Церковь и епископов.

Когда в Орде начались междоусобицы, казаки, страдавшие от своеволия ордынских шаек, приняли участие в восстании московского князя Дмитрия и бились на его стороне в Куликовском сражении (1380 г.).

Однако эта битва не принесла освобождения для Руси и оказалась роковой для казаков. Татары вынудили их очистить берега степной части Дона, оттеснили их в верховья и дальше на север – вплоть до Камы, Северной Двины и Белого моря. Самыми упорными оказались Азовские казаки, державшиеся до ХV века, когда они все-таки рассорились с турками и перекочевали ближе к Северской земле.

В XVI веке казаки Верхнего Дона объединяются с ногайскими и астраханскими и начинают возвращаться на свои исконные земли, т.е.

на Нижний Дон. Вступив в активную борьбу с турками и ордынцами, они связывают свою судьбу с двумя династиями: Рюриковичами в Московии и Гедиминовичами в Литве.

Однако с этим союзом согласились далеко не все казаки. Протестом против такой политики явилось образование двух казачьих «речных республик» – на Дону и на Нижнем Днепре. Они послужили очагами возрождающейся казачьей независимости.

Надо сказать, что московские государи в проведении своей политики активно опирались на казаков и поддерживали их переселение на Дон.

Вольное воинство (XVI — XVII вв.)

Географические условия (по словам Соловьева природа была «мачехой для России»), стремление стать самодержавным государством (в первоначальном смысле этого слова, т.е. самостоятельным), борьба с осколками Золотой Орды требовали от московских государей сильной деспотической власти, способной ответить на любой внешний вызов.

«Русская государственная организация, – писал П. Н. Милюков, – сложилась раньше, чем мог ее создать процесс…внутреннего развития сам по себе.

Она была вызвана к жизни внешними потребностями, насущными и неотложными: потребностями самозащиты и самосохранения». Собирание уделов сопровождалось репрессиями по отношению к местным политическим элитам и гигантским переделом собственности и власти.

В результате государственная организация Московской Руси была устроена по принципу военной, в которой существовала жесткая иерархия. «Военное дело не только стояло тогда на первом плане между всеми частями государственного управления, но и покрывало собою последнее».

Концентрация всех сил подданных Российского государства не позволила развиться общественной самодеятельности и свободе личности.

Напротив, в Московском государстве реализовался универсальный принцип подданства, четко сформулированный дьяком Иваном Тимофеевым: «были бы безмолвны как рабы». В рамках «нового государственного порядка» утвердилось две формы социального бытия. «В старинной Руси мирские люди по отношению к государству делились на служилых и не служилых. Первые обязаны были государству службою воинскою или гражданскою (приказною), вторые – платежом налогов и отправлением повинностей. Обязанности этого рода назывались тяглом».

И если служилые люди были прикреплены к государевой службе, то тяглые – к «государевым слугам».

В течение длительного времени в отечественной историографии культивировалось мнение о том, что первооснову донского казачества составили бежавшие от крепостничества крестьяне и холопы.

Данное утверждение базировалось на классовом подходе и признании государства орудием классового господства. Однако в период завершения «собирания земель» первый удар пришелся на местные политические элиты и, а не на крестьянство. Прежде всего, к службе были прикреплены «дети боярские» и «служилые по прибору» и лишь затем крестьяне (окончательно в 1649 г.).

«Новый государственный порядок» Московской Руси предполагал обязательность службы, уход с которой однозначно трактовался как измена. То есть недовольными новым государственным строем оказались не только и не столько низшие сословия Российского государства, хотя и их было бы неверно сбрасывать со счетов. Не зря ведь в повести «азовского цикла» казаки декларировали: «Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых».

В донском казачестве оппозиционный государству элемент нашел свое спасение.

Как верно отметил Н. И. Костомаров «издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что если русский человек был недоволен средою, в которой он жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества.

Таким отечеством стал Дон». В. О. Ключевский писал: «В десятнях степных уездов XVI века встречаем заметки о том или другом захудалом сыне боярском: «Сбрел в степь, сшел в казаки». В десятнях Ряжска и Епифани в конце XVI столетия есть сведения о том, что многие дети боярские «сошли на Дон безвестно» или «сошли в вольные казаки с Василием Биркиным», «боярским сыном».

Среди казаков встречаем людей с дворянскими фамилиями – Извольский, Воейков, Трубецкой.

По словам крупного специалиста по истории донского казачества эпохи позднего средневековья Н. А. Мининкова, «судя по источникам, многие донские атаманы второй половины XVI в. были русскими помещиками. Дворянами по происхождению были известные донские атаманы конца XVI в.: Иван Кишкин, у которого поместье было под городом Михайловым вблизи Рязани.… Некоторые атаманы XVII в.

также были по происхождению русскими дворянами как, например атаман Смутного времени Иван Смага Чертенский». Радом с казаками дворянского происхождения путивльский служилый казак Михаил Черкашенин и люди совсем с недворянскими фамилиями – Иван Нос, Василий Жегулин. Известный впоследствии род Ефремовых вел свое начало от торговых людей, а род Красновых был в родстве с камышинскими крестьянами.

На Дону во второй половине XVII в. обретали новое «отечество» и религиозные диссиденты, спасавшиеся от наступления «никонианства».

Параллельно с появлением казачьих сообществ на Дону источники фиксируют в различных частях Московского государства появление служилых казаков, нанимавшихся выполнять «различные службы» государству, «знатным людям» и даже патриарху (конец XVI в.).

По мнению Сватикова, эта служба, «подвергавшая жизнь казаков опасности, была все же гораздо легче и интереснее, чем работа в качестве батрака».

Происхождение Донского казачества

Что же объединяло и отличало казаковавших «в поле» донских «вольных казаков» и казаков служилых, если последние нередко пополняли ряды «вольных» и наоборот «вольные» донцы, если судить хотя бы по первой известной царской грамоте на Дон, брались за выполнение царской службы (проводы послов, совместные боевые действия с русскими ратями).

Первоначально понятие «казак» означало «не тяглый», «приходец», «вольный человек». Относительная свобода (насколько это вообще было возможно в XVI-XVII вв.), возможность жить то в одной, то в другом месте были общими чертами двух групп российского казачества. Но если служилые казаки стремились к службе на более льготных условиях, с сохранением больше свободы, то «вольные» стремились к устройству жизни «по своей воле».

В XVI-XVII вв. грань между «вольным» и служилым казаком была довольно зыбкой. Многие служилые казаки (особенно из пограничных крепостей) уходили «казаковать в поле» тогда как «вольные казаки» нанимались на государеву службу (в этом отношении весьма благоприятным периодом было Смутное время).

Но «вольное казачество» в отличие от служилого не было инкорпорировано государством.

Донская земля не была провинцией Московской Руси. Созданное «вольными казаками» Войско Донское обладало демократическим внутренним устройством, имело собственные органы власти (Круг, выборные атаманы), проводило самостоятельную внешнюю политику (совершало неоднократно морские походы против Османской империи и Крымского ханства даже в те моменты, когда Москва рассматривал их как союзников в борьбе с Речью Посполитой).

Контакты с донскими казаками Московское государство строило как с иностранными державами через Посольский приказ. В дипломатической переписке с султаном Оттоманской Порты и ханом Крыма Московские государи нередко характеризовали казаков не иначе как «всяких земель беглых людей, воров», «воров, беглых людей без государя…ведома». «Вольные» донские казаки в отличие от служилых не были обязаны службой государству. Они не приносили присяги («крестного целованья») до 1671 г., не несли тягла.

В отписке 26 мая 1632 г. Михаилу Федоровичу Романову и патриарху Филарету Никитичу донцы сообщали: «И крестного целованья, государи, как и зачался Дон казачьи головами, не повелось».

Во время военных действий в составе московских ратей казаки не считали себя связанными какой-либо субординацией.

В 1579 г. во время Ливонской войны казаки ушли из состава русской армии из-под крепости Соколы, в 1633 г. покинули расположение московских частей во время осады Смоленска, занятого поляками, в 1655 г. с «польской войны». Именно казачьи вольности были причиной того, что даже на весьма благоприятных для казаков условиях на последнем этапе «Смуты» (после избрания царем Михаила Романова) лишь часть их перешла в разряд служилых московских людей.

По отношению к донским казакам Москва проводила политику «кнута и пряника».

С одной стороны государство стремилось минимизировать самостоятельные, несанкционированные им внешнеполитические акции донцов. Отсюда и периодические «опалы», накладываемые на казачество. В 1590-е гг., 1630 г., середине 1660-х гг. Москва устраивала Дону блокады. С другой стороны, несмотря ни на что Москва не спешила покончить с «вольным Войском», так как была заинтересована в казачестве как в мощной военной силе. Появившись на территории Северного Причерноморья, казаки с первых дней своего существования вели борьбу с турецко-татарской экспансией, закрывая с юга границы Московского государства.

Казаки были фактически бесплатной военной силой Москвы зачастую более эффективной, чем ее собственные вооруженные силы. Военная мощь казачества была чрезвычайно нужна государству. Отсюда интерес к Дону и его строптивым обитателям, поддержка жалованьем (хотя и нерегулярным) и воинскими контингентами (особенно в период после «Азовского сидения» 1641 г.).

На всем протяжении истории государство видело в казаках Дона две стороны – военную силу (консервативное начало) и стремление к политической независимости (начало с точки зрения Москвы «бунтарское»).

Что же в таком случае притягивало донских казаков к Московскому государству, чьим внутренним строем они были недовольны и чьи внешнеполитические цели далеко не всегда разделяли?

Перманентная степная война с татарскими и другими кочевыми ордами, противостояние мощной Османской империи вызывали у казаков неутолимую жажду стабильности (в особенности у казачьей политической элиты). Стабильность при покровительстве Москвы стала со временем рассматриваться частью казачества как меньшее зло по сравнению со свободой в условиях постоянных военных конфликтов.

Однобокое экономическое развитие Дона (землепашество у казаков не допускалось), существование, зависящее от успеха очередного «похода за зипунами» также требовало внешней помощи (в нашем случае московской). Таким образом, друзья-враги казачество и государство были обречены на тесное сотрудничество, прерываемое нарушением status quo в Смутное время и период восстания Степана Разина.

Будучи не в силах противостоять одновременно Оттоманской Порте и Московскому государству донское казачество в 1671 г. сделало свой выбор, принеся присягу на верность службы российским государям.

Процесс инкорпорирования «вольного» казачества в структуры государства начался.

Принеся присягу на верность Москве, потеряв право внешних сношений, казаки Дона, однако, до эпохи Петра Великого сохраняли больше прав, чем малороссияне. В то время как на Украине размещались русские гарнизоны, на Дону действовали в союзе с казаками отдельные воинские контингенты. Казаки до самых Азовских походов Петра Великого 1695-1696 гг.

противились строительству русских крепостей и не желали в них «сидеть». Государевы ратники жаловались на то, что донцы их «бьют и грабят и дров сечь под городками (казачьими) не дают…»



Казаки — национальность или?..

Казаков хоть и называли ВОЙСКОВЫМ (а не военным) СОСЛОВИЕМ, но были в казачьей среде и отнюдь не военные люди, которые относились к другим имевшимся в Российской империи сословиям.

Были среди казаков и дворяне (все казачьи офицеры и чиновники), купцы (торговые казаки), духовенство (священнослужители разного уровня). А собственно казаки как таковые, жившие в донских станицах и хуторах, да в немногих донских городах, по роду своих повседневных занятий соответственно могут быть соотнесены с крестьянами среднерусских сёл и деревень и с мещанами уездных городов.

Небезызвестный донской писатель Фёдор Крюков, например, был учителем словесности и перемещался по службе в гимназии различных среднерусских городов.

Он имел чин надворного советника (что соответствовало подполковнику), то есть был дворянином и получал соответствующее этому чину казённое жалованье.

Но на Дону у него был выделяемый станицей, к которой он был приписан, земельный пай, который сдавался станичным обществом в аренду, а получаемая за него арендная плата пересылалась владельцу этого земельного надела.

Приписка же к войсковому сословию в этот период была весьма затруднена. Ведь это было связано с наделением каждого претендента паем земли из войскового запаса, который был небезграничен.

Достаточно сказать, что офицеры-неказаки, служившие преподавателями в Донском кадетском корпусе и в Новочеркасском казачьем военном училище, могли получить такое право лишь после пяти лет службы в них. Но вот всем известный генерал Мамантов, когда он ещё командовал казачьим полком, в котором проходили службу казаки нескольких казачьих станиц (1-го Донского округа) за свою отеческую заботу о них стал почётным казаком сразу двух донских станиц.

Но во всех дореволюционных документах слово «казак» фигурировало лишь в отношении рядовых казаков.

Те же из них, которые имели унтер-офицерское звание, либо военный (офицерский) или статский (чиновничий) чин, казаками уже не назывались, а именовались лишь в соответствии с имевшимся у них званием либо чином. А члены их семьи упоминались исключительно как жёны, сыновья и дочери носителей этих званий либо чинов.

Вот пример одного из таких документов.

Какой-то одной национальностью казаков считать нельзя по той простой причине, что были они смесью самых различных наций и народностей. Это можно проследить хотя бы по носителям таких фамилий, как Греков, Литвинов, Поляков, Хохлов, Черкасов, Калмыков, Татаринов, Мещеряков (из мещерских татар), Жидков, Юдин, Грузинов, Турчанинов, Персианов….

А вот предки казака Москаленкова проделали следующий путь. Его далёкий пращур попал на Украину из Московии и был прозван там «москалём».

Его потомки получили фамилию Москаленко. Затем кто-то из потомков как-то попал на Дон и тут был причислен к войсковому сословию (в 1805 году, например, было такое многочисленное причисление для поселения вдоль ведшего на Кавказ тракта с целью его охраны).

А войсковой писарь, в соответствии с требованиями того времени, добавил в конце его украинской фамилии букву «в».

И получился в итоге донской казак Москаленков.

В метрических книгах дореволюционной России не было графы «Национальность».
Там была лишь графа, в которой указывались звание и вероисповедание родителей.
Если у отца было звание рядового казака, то сын его до совершеннолетия звался
сыном казака такого-то такой-то станицы.

Если же отец был урядником, то его сын звался
уже не сыном казака, а сыном урядника. И так далее — в соответствии с имевшимися
у их отцов унтер-офицерскими званиями либо классными чинами офицеров и чиновников.

Так что казаки – это исторически сложившаяся общность вольных поселенцев из числа наиболее вольнолюбивых и отважных представителей самых разнообразных наций и народностей.

Разумеется, что собирались они не на пустом месте, так как народонаселение в таком благодатном крае, как Дон, было всегда.

Когда образовалось Донское казачество?

Но представители этих (проживавших на Дону в момент зарождения там казачества) народов настолько ассимилировались с более поздним казачьим населением, что говорить о каком-то одном народе, составляющем стержень исторической общности людей, звавшихся до 1920 года донскими казаками, в наши дни уже не приходится.

А вот потомственными казаками вполне могут считать себя все те, чьи прямые (по мужской линии) предки до марта 1917 года официально числились в так называемом ВОЙСКОВОМ СОСЛОВИИ.

Фамилии у русских, произошедшие от национальности: Казаков, Украинцев, Цыганков и прочие говорят о том.

что русский не может являться национальностью. В России вообще небыло национальностей. В ней можно кому-то принадлежать. Т.е. нет личности. Есть русский человек. Уже даже не обязательно Православный. Если это бред, то и выше написанные строки тоже бред. Так, что не надо твердить нам о том, что казаки не национальность.

— Вот последний абзац самый натуральный бред и есть.

Особенности формирования и первичного развития донского казачества.

Вторым крупнейшим центром формирования казачества XVI в. стала река Дон с ее многочисленными притоками. Активное проникновение казачьих элементов в этот регион отмечается с двадцатых – тридцатых годов текущего столетия. В его первой половине казачье сообщество Дона являлось еще аморфно-непрочным разноэтничным формированием, объединенным только общим способом существования.

Согласно московским данным 1538 г. в Донских степях казаковали: казанцы, азовцы, крымцы и казаки с русских окраин: севрюки, малороссы, черкассы.

К ним можно отнести и знатоков этих мест рязанских казаков, часть из которых после присоединения Рязанского княжества к Москве в 1521 г. ушла в верховья Дона, слившись с местным казачьим населением. Наибольшую сплоченность, а следовательно и значимость вначале имели остатки ордынского казачества, получившие наименования Азовских казаков. Они доминировали в низовьях Дона и опирались на поддержку турецкой администрации Азовской крепости, где они отсиживались после своих набегов, торговали военной добычей.

Прежде всего пленниками и имели свои подворья. Первоначально в их составе преобладал тюркско – татарский элемент, о чем свидетельствуют имена их предводителей: Угуз – Черкас, Карабай, Караман, Темеш, Ямчурей и так далее.

С середины века в среду азовцев начинают активно проникать славянские этнические элементы, что приводит даже к смене их элиты. В частности, одним из последних упоминающихся азовцев стал атаман Сенка Ложник. Главным объектом нападений казаков – азовцев являлись купеческие и посольские караваны. Расцвет и доминирование азовцев на нижнем Дону носил очень кратковременный характер. Уже в 1502 г. они потерпели серьезное поражение от кавказских черкесов и постепенно стали снижать свою активность.

Это было связано с миграцией в Придонье Московских служилых людей: севрюков и рязанцев к которым примыкали и татары, служившие Москве.

Военно-организационный опыт и сохранение прежних связей с остающимися на Руси сослуживцами, а следовательно и русской администрацией, а также возможность их постоянного пополнения уходящими в степь сельскими поселенцами, служилыми людьми и даже беглыми холопами, давали им преимущество пред остатками ордынского казачества.

Оно постепенно ассимилировалось или вытеснялось с Дона. Оценивая этнический состав новых казачьих общин московские воеводы выделяли черкасов (украинских казаков), киян и представителей других русских окраин.

Уже в сороковых годах XVI в. начались попытки самоупорядочивания условий жизни новых обитателей Дона.Они связаны с основанием первых казачьих городков атаманом Сары-Азманом, находящимся некоторое время на русской службе.

Тогда же донское казачество начинает признаваться серьезным геополитическим и даже стратегическим фактором в борьбе за освоение «Дикого поля» и с поволжскими татарскими ханствами. Тем не менее, прочно казаками удерживались только территории верхнего Дона по рекам Хопер и Медведица, куда казачьи артели и отступали в случае опасности. Так произошло во время турецкого похода на Астрахань в 1569 г.

В 1570 году письменно зафиксировано существование только одного казачьего городка на реке Аксай. Отражение турецкой опасности и продвижение на юг русских засечных линий позволило казакам вернуться на нихний Дон. В 1571 г. здесь была основана неофициальная столица Донского казачества – станица Раздоры, а рядом городок Митякин.

Строительство постоянных казачьих поселений продолжилось и к 1595 г. было основано еще не менее 6 казачьих городков-станиц, что свидетельствует о повышении плотности казачьего населения.

К этому же времени относится и появление потомственных казаков, которые «постарились на Дону».

Основными занятиями донского казачьего населения являлись традиционные казачьи промыслы: охота, рыбная ловля, к которым добавилось животноводство, преимущественно коневодство.

Торговля результатами данных занятий с русскими пограничными районами позволяла обеспечивать казачьи городки и их население зерном и более того перепродавать его в турецкий Азов и ногаям.

Ведущую роль в жизни донского казачества играла военно-промысловая деятельность, способствующая его внутренней дифференциации.

В ее содержании большое значение имела военная служба Российскому государству. Она эволюционировала от разовых поручений (сопровождение посольств и караванов), через наемничество при военных походах (участие во взятии Казани в 1552 г. и ликвидации Астраханского ханства, в Ливонской войне) до письменных договоров о службе. Первый такой договор был заключен в 1570 г. повторяющийся и в последующие десятилетия XVI в. Он не распространялся на все казачьи артели и не был равен договору о подданстве, не содержа текста присяги и поэтому не исключал самостоятельных военных действий.

Они могли сопровождаться и отдельными нападениями на русские посольские и купеческие караваны, что впрочем, уже в 80-90 годах XVI воспринималось самими казаками, как дело предосудительное.

В отличие от украинского казачества, испытавшего сильное влияние сословных отношений польско-литовского государства и имевшего землевладельческую — хуторскую часть, донское казачество развивалось в отрыве от формирующейся феодально-крепостнической системы московского государства.

Поэтому процессы внешнего и внутреннего структурирования казачьих общин – артелей проходили здесь медленней.

До конца XVI в. донское казачество оставалось совокупностью различных казачьих объединений: артелей, общин, станиц.

Они подчинялись выборным атаманам и их помощникам есаулам. Развитие отношений с Московским государством привело к появлению выборных должностей писарей. Выборными являлись и священники. Во время объединения в период крупных военных предприятий нескольких артелей в станицы или полки избирались полковники. Формально высшим органом власти являлось вечевое собрание артели или станицы.

Оно именовалось кругом. В компетенции круга находилось и заключение договоров о службе и суд.

Происхождение казаков.

Как и в украинском казачестве, процесс внешней консолидации казачьего сообщества в донских степях сопровождался имущественной дифференциацией и началом внутреннего структурирования. Оно заключалось в активном выделении из казачьей среды старшины, которая еще не являлась наследственной и несла отпечаток харизматичности. В отличие от запорожских казаков на Дону не возбранялось появление и проживание в казачьих городках семейных казаков. Семейные отношения регулировались традиционным правом и складывающимися казачьими обычаями, не совпадающими с религиозно-церковными нормами того времени.

Дон и донское казачество стал источником казачьей колонизации Поволжья, Терека и Сунжи, а также транзитной территорией представителей украинского казачества.

Тем не менее, появление новых казачьих сообществ на Востоке Российского государства стало следствием его прямой или косвенной деятельности.

Дата добавления: 2016-05-31; просмотров: 1681;

Похожие статьи:

Образование Войска Донского

Формирование разрозненных казачьих групп в организацию, позже названную Войском Донским, происходило во второй четверти XVI в. В. Н. Татищев относил образование Войска Донского к 1520 г. К сожалению, документы, на основании которых он утверждал это, ныне утрачены.

Донской историк Ис. Ф. Быкадоров считал, что «образование Донского Войска, независимой казачьей республики, потребовало продолжительного времени и происходило в промежутке между 1520 и 1546 г.

В это время возникли в степной полосе поселения донских казаков — «зимовища и юрты», но не существовало еще городов, т. е. укрепленных крепостей». Примерно этой же точки зрения придерживается и подавляющее число других историков…

Зимовищами у казаков назывались временные поселения, по большей части зимние, состоящие из шалашей или землянок. Несколько зимовищ, объединенных общей территорией, назывались юртом. К концу XVII в. у казаков появились станицы.

История и происхождение Донского казачества.Типы Донских казаков и особенности их говора.

Так, отмечал историк В. Д. Сухорукое, «называлось всякое общество казаков в деревянных избах или землянках, имевшее своего атамана» . И поныне многие донские населенные пункты называются станицами. В дальнейшем от станиц стали отпочковываться хутора, основывавшиеся вдали от станиц в степи или в местах охоты и разведения скота.

Хуторяне считались жителями определенной станицы, которой и подчинялись «по внутреннему управлению».

Казачьи городки стали появляться на донской земле в середине XVI в. Это мы знаем из грамоты ногайского князя Юсуфа, который в 1549 г. писал московскому царю Ивану IV Грозному про разбои донских казаков во главе с атаманом Сары-Азманом, которые «… на Дону в 3-х и 4-х местах городки поделали». Где же располагались первые казачьи городки? «Старинные иностранные карты и другие исторические данные, — пишет Ис.

Ф. Быкадоров, — дают возможность сделать вывод, что этими казачьими городками… были: Атаманский городок, близь устья р. Аксай; г. Красный Яр, верстах в 10 — 15 выше по р. Аксай… и Раздоры Нижние в 15 верстах от Атаманского вверх по Дону, считая от устья реки Аксай. Последнее название ведет к заключению, что в то время уже существовали на Дону и Раздоры Верхние (Донецкие) в устье западного рукава Северского Донца». Атаманский городок и Красный Яр к 1569 г.

были разрушены турками. На месте первого долгое время был разменный пункт, где казаки обменивались с турками и татарами пленными; здесь же встречали турецких послов, едущих в Москву, и провожали московских, следовавших в Крым или Константинополь.

В 1570 — 1572 гг. на Дону появилось еще несколько городков. В документах 1593 г. упоминаются четыре новых казачьих городка, поставленные «близко Азова, на Манычи, да в Черкасской и в Раздорах»: Раздорский (ныне станица Раздорская на Дону), Манычский, Черкасский (ныне станица Старочеркасская) и Монастырский (теперь там мемориальный комплекс «Монастырское урочище»).

Устройство городков в ту пору было делом свободным. «Возможно, — писал по этому поводу донской историк XIX в. X. И. Попов, — что какой-либо наиболее удалой и энергичный казак или товарищество таких казаков во время своей молодежной «гульбы» встречало место, на котором с удобствами можно было «всякий промысел чинить». Это обстоятельство давало им мысль… устроить на этом месте свой стан.

Таким образом … устраивался городок».

Казачьи городки были обнесены двойными плетнями или бревенчатыми стенами, пространство между которыми плотно забивалось землей. Наружную сторону обвешивали острыми колючками старой акации.

На стенах стояли небольшие пушчонки, готовые встретить врага. Внутри располагались землянки и бревенчатые избы, называвшиеся куренями, в которых и жили казаки. Городок окружали надежные пикеты и разъезды, направляемые во все стороны, поэтому нападение врага почти никогда не являлось для донцов неожиданным.

Памятуя о захватнических планах турок и татар, казаки даже в мирное время скрывали местонахождение своих городков. Крымских и турецких послов, следовавших через Дон в Москву и